Полночная любовница - Страница 20

— Как пожелаешь.

Лоретта все время ощущала на себе взгляд Кона, пока он шел следом за ней по выложенным плитками садовым дорожкам, затем через холл. Он подхватил ее, когда она споткнулась на лестнице, потом твердо обнял за талию, и они продолжили подниматься вместе. Он ничего не сказал, однако нажим пальцев был красноречиво властным: она принадлежит ему, и он не позволит ей упасть.

Или уйти.

Кровать была уже разобрана, а в камине потрескивал огонь. Должно быть, Надия или Мартина получили соответствующие указания, когда он приехал. В доме было тихо. Интересно, подумала Лоретта, слуг отпустили на полдня или велели им не выходить из своих комнат? Как стыдно сознавать, что им прекрасно известно, какую роль она здесь выполняет.

Лоретта стояла неподвижно, пока Кон расстегивал на ней платье, развязывал нижние юбки и раздевал вплоть до кружевных подвязок и чулок. Несмотря на пылающий огонь, тело ее покрылось гусиной кожей. Кон взял ее за плечи и отступил назад, словно оценивая свое приобретение. Лоретта вызывающе вскинула подбородок.

Двенадцать лет назад она бы дразняще улыбнулась и поинтересовалась, нравится ли ему то, что он видит. Она могла бы даже отскочить от него и закружиться по комнате, распустив волосы. Он поймал бы ее — уж об этом она бы позаботилась, — и они, хохоча, вместе упали бы на кровать. Повалились бы друг на друга в безумии торопливых, лихорадочных поцелуев и неуклюжих объятий. Судя по тому, что было позапрошлой ночью, Кон с тех пор изрядно отточил свое мастерство.

Кон был у нее первым и единственным любовником. Все ее попытки в одинокой девичьей постели воскресить их лето были бледной имитацией в лучшем случае. Этот мужчина стоит перед ней сейчас, загадочный и отстраненный, хотя их разделяет расстояние лишь одной вытянутой руки.

Лоретта представления не имела, что происходило у Кона в голове… чего нельзя было сказать о его теле, если судить по сильно увеличившейся твердой выпуклости под застежкой замшевых бриджей. Но ведь голова в этом не участвует. Чтобы почувствовать вожделение, мужчине не надо думать. Любая обнаженная женщина может вызвать точно такую же реакцию.

Кон шумно выдохнул.

— Теперь твоя очередь раздеть меня.

Лоретта кивнула. Первым делом она взялась за изумрудную булавку в галстуке, не без труда высвободив ее из накрахмаленной ткани. Булавка оказалась довольно тяжелой.

— Не слишком ли вульгарно для дня, а, милорд?

— От меня этого ожидают. Я ведь Безумный Маркиз, как ты знаешь. Видела б ты рубин. — Лицо Кона скривилось в улыбке. — Мне дозволена эксцентричность.

— Ты стал таким же, как твой дед. — Лоретта положила булавку на туалетный столик. Как странно, что она не стесняется ходить совсем голой.

— Наверное, да, за исключением того, что я научился не только тратить деньги, но и зарабатывать их. — Он начал было стаскивать галстук с шеи, но Лоретта остановила его.

— Это я должна раздевать тебя, не забыл?

— Ну, так давай, действуй.

Она взглянула на него:

— Я чересчур медлительна? — Лоретта кончиком пальца дотронулась до серебряной пуговки жилета.

— Да, чертовски.

Он рычит на нее? Интересно.

Лоретта сняла галстук, сложила его и положила рядом с изумрудной булавкой.

Следующим был сюртук. Она стащила его и, пройдя к стулу, аккуратно повесила на спинку. Кон сжал челюсти с таким видом, словно хотел, чтобы Лоретта расшвыряла его одежду по всей комнате, но ничего не сказал.

Красивые серебряные пуговицы, каждая с выдавленным изображением креста Коноверов. Они тоже стоят недешево.

Она наклонилась и стала вытаскивать их из петелек, краем глаза заметив, как мускул на челюсти Кона задергался от напряжения.

Сегодня он гораздо хуже владеет собой, чем тогда, когда она так бесславно шлепнулась на зад, стаскивая с него сапоги. Та медленная пытка кончиком пальца, должно быть, чуть не убила его. Ее-то уж точно.

Лоретта облизнула губы и услышала, как он застонал:

— Хватит. — Он сорвал с себя остальную одежду, сбросив сапоги чуть ли не с яростью. Жилет, рубашка, бриджи и сапоги теперь были раскиданы по комнате. Лоретта наклонилась, чтобы поднять с пола белую рубашку, и была вознаграждена звонким шлепком по заду.

— Оставь. Иди в постель.

— Зачем ты меня шлепнул?

— И еще не то сделаю, если… — Должно быть, Кон услышал сам себя, увидел потрясение Лоретты и поспешил заключить ее в объятия. — Прости, Лори. Я никогда тебя и пальцем не трону, — прошептал он.

Она положила голову ему на грудь, озадаченная сменой его настроения. Кон вытащил шпильки из ее волос, и они рассыпались по спине.

Нет. Он никогда не поднимет на нее руку. Его боль иного характера. Это та боль, с которой она сама боролась на протяжении всех двенадцати лет. Но Кон — такая же жертва, как и она.

Лоретта покачала головой, раздражаясь на себя. Пора уже перестать находить для него оправдания. Он женился и произвел на свет ребенка, а потом сбежал, чтобы, потакая своим прихотям, погрязнуть во всякого рода чужеземных пороках и излишествах. В конце концов, она же видела кальян в его спальне. Использует ли он ароматический табак или гашиш, все равно это дурная привычка. Даже сигары, которые курят английские джентльмены, на ее взгляд, отвратительная штука.

Лоретта села на край кровати, развязала подвязку и стала спускать чулок с нарочитой неторопливостью. Она так же не спешила и с другой ногой, наслаждаясь явными мучениями Кона. Но потом он прибег к своей прежней грубости. Толкнув ее на кровать, придавил своим весом и впился в губы неистовым и требовательным поцелуем. Его руки путались у нее в волосах, блуждали по коже, мяли и тискали. А потом он одним резким толчком вошел в нее. Это не было изнасилование. Тело ее было готово с той минуты, как он появился в саду, пусть даже вопреки разуму.