Полночная любовница - Страница 61

Блеск солнца на серебристой воде ослеплял. Кон повернулся к воде спиной и сел на землю. Джеймс опустился напротив.

— Мы с матерью Беа любили друг друга. Мы… мы повели себя не очень благоразумно, когда узнали, что я должен жениться. Уверен, ты слышал — ведь ты же учишься в школе, — о чем говорят в дортуаре. Что происходит между…

— Да-да. — Лицо Джеймса скривилось от отвращения.

Кон чуть не улыбнулся. Через несколько лет это изменится. Когда он встретит свою девушку. Когда встретит свою Лоретту.

— В общем, мы с этой девушкой расстались, и я женился на твоей матери. Твоя мама была красивая и умная. Она помогала своему отцу в ведении дел. Была значительно старше меня и очень… волевая. Марианна знала, чего хочет, стремилась к этому и получала это. — Кон помолчал, заново переживая ту унизительную угнетенность, которую чувствовал, находясь под пятой Берриманов.

Он признался Лоретте, что нарушил свою языческую клятву ей и скоро станет отцом. Он устало тащился назад, сунув руки в карманы. Пальцы теребили вышитый мешочек, который он нашел вчера на ветке дерева, полный серебристых бусин с выходного платья Лоретты — в этом платье она была в ночь их «свадьбы». В их ночь он взял ее девственность под низко свисающими ветвями дерева. Тот первый раз был слишком быстрым и неуклюжим, но потом, позже, они нашли свой, ведь в течение лета они старались встречаться так часто, насколько это было возможно. Когда они занимались любовью после своей языческой свадьбы в кольце камней, они уже хорошо изучили друг друга.

Теперь он потерял Лоретту навсегда. Потрясение в ее глазах сказало ему, что он предал ее окончательно. У него долг перед своей женой и их ребенком, долг перед теми, кто от него зависит. Он со злостью отшвырнул с дороги упавшую ветку. На следующий год он получит свои деньги и освободится от Берриманов. Уговорит Лоретту бежать с ним. Они могут поехать куда угодно. Можно даже отправиться по стопам его бесшабашного деда.

К тому времени у него будет сын или дочь. «Молись о сыне», — сказал ему тесть, ибо, пока его жена не произведет на свет наследника, он будет привязан к Марианне Берриман сложным договором, который дядя подписал от его имени.

Кон подавил в себе порыв разорвать что-нибудь в клочья. Одной рукой он перекатывал гладкий камень в кармане, а другой сильно, до боли сжимал мешочек с бусинами. Два бесполезных символа многолетней любви и дружбы. Он мог швырнуть их в реку и покончить с ними, но Лоретту так просто из его сердца не выбросить.

Он вошел в прозрачную пустоту, которая когда-то была Гайленд-Гроув. В доме было тихо, рабочие закончили ремонт. Городские слуги Марианны двигались с безупречным изяществом, когда провожали его в спальню — истинный образчик того, какой должна быть опочивальня аристократа. Здесь, по крайней мере, был какой-то цвет: темно-красное покрывало, одного тона со стенами, пушистые коврики перед камином, картина, изображающая настороженно застывшего оленя. Не было и следа коллекции камней Кона, или дедушкиных книг, или лодок, которые они с Лореттой вырезали, чтобы пускать по реке. И хотя был разгар дня, Кон бросился на кровать прямо в одежде и сапогах и дал волю слезам.

Кон осторожно подбирал слова:

— Я был возмущен, зол и обижен. Чувствовал себя подкаблучником. Я был еще глупым мальчишкой, а твоя мама… она была женщиной.

Джеймс почти улыбнулся:

— Она любила командовать. Она и мной командовала.

— Я пытался наладить наши отношения, правда пытался, — солгал Кон, надеясь, что Джеймс ему поверит. — Твоя мама очень обрадовалась, когда узнала, что у нас будет ребенок. Ты. Мы оба обрадовались. Но когда ты родился, я почувствовал себя еще более бесполезным, чем раньше. Поэтому я уехал… Я не собирался отсутствовать долго. Но дни превращались в недели, а месяцы в годы, а я все не возвращался. Я… просто не мог.

В двадцать Кон чувствовал себя мухой в куске янтаря, которая не может даже слабо шевельнуть крылом. Он боялся возвращаться, боялся, что его с таким трудом завоеванная независимость испарится под холодным взглядом голубых глаз Марианны.

Но у него был сын. Кон вернулся домой ради Джеймса, хотя и слишком поздно.

— Я знал, что твоя мама хорошо позаботится о тебе и о себе тоже. Она была очень толковой, гораздо толковее меня. Мне было стыдно, что я оставил ее одну, и в то же время я был зол. Не хотел зависеть от состояния Берриманов, поэтому стал сколачивать свое собственное. Теперь я сознаю, как был не прав, но не могу изменить того, что было. Никакими моими деньгами и делами не возместить того, что я покинул тебя.

— А как же Беа? Что будет с ней?

Кон пожал плечами:

— Не знаю. Меня заверили, что она счастлива там, где живет сейчас.

— Но она моя сестра, — сказал Джеймс, вынудив Кона кивнуть. — Я сказал ей, что так думаю. А она разревелась.

Кону не понравился самодовольный тон сына.

— Пожалуйста, давай пока не будем об этом, Джеймс. Сейчас не время говорить ей. Возможно, когда она станет постарше.

— Несколько лет не изменят того, что она незаконнорожденная.

Кон тяжело вздохнул:

— Не будь жестоким, Джеймс. Нельзя заставлять ее платить за мои ошибки.

— Не знаю, смогу ли не проговориться. Они должны были уехать только через два дня, однако уже пошли собирать вещи.

Проклятие! Свою часть договора Лоретта исполняет день в день. Возможно, им стоит уехать завтра. Даже сегодня. Кон не был уверен, что его сын сумеет сохранить такую важную тайну. Теперь у мальчишки власть над всеми ними.